– …вот отчего ему в помощь выписали всех вас. Так, про меня речь шла?
– Если у меня еще и были сомнения насчет того, кто вы такая, то теперь уж… Да, меня спрашивали, что эта дама делает рядом со мной. И я ответил честно, что привез вам рекомендательное письмо от вашего калькуттского родственника и вы пытались мне показать город. Еще мне сказали несколько слов по поводу… вообще женщин…
– Не скрипите зубами, Элистер, я представляю, что они могли именно про меня сказать, а не вообще про женщин. А теперь вопрос: раз они про меня спрашивали, то где именно нас с вами видели вместе?
– У храма с зелеными… да, да, я помню… Нет, не там. Потому что Корки я ничего не сказал о вас, а осведомитель, который нас там мог видеть, был немедленно убит и вряд ли мог кому-то о вас рассказать. В остальных местах мы были вдвоем, и нас не видел никто… И тогда – вы правы – все очень странно. А, нет, еще мы встретились среди целой толпы полицейских на той улице, где нашли склад с динамитом…
– Динамит. Отлично. Теперь я предоставляю вам право допросить меня. Но до того я должна признаться в одной страшной вещи. Элистер, я долго шутила, но сейчас время шуток, кажется, кончается. Я просто молодая леди, работающая в кабаре. Не более того.
– И вы говорите это после блестяще проведенного допроса? Не смешите меня, Амалия. Никогда в это не поверю.
– Meu Deus, tens a cabera dura!
– Меу деуш… Я не успею выучить португальский, Амалия, мне ведь завтра уезжать. Но «дура» – это, видимо, «твердый»?
– Вы все-таки знаете французский, помимо слова «шьен». Но на португальском «дура» – это «упрямый». Если вам нравится считать, что вы скорее «твердый» – тем лучше. Итак, ваша очередь допрашивать.
– Сначала выводы. В том числе из вашего допроса. Местная полиция не способна раскрыть это дело, потому что оно касается сами знаете какой ее части. И наша четверка не способна ей помочь. Мы завтра уедем и, возможно, ничего никогда не узнаем. А вам здесь придется подбирать осколки, когда Уайтмену пришлют замену – из Сингапура, видимо? И вы уже этим сейчас занимаетесь параллельно с обычной полицией, так?
– Я устала спорить.
– Но давайте начнем с другого конца. Простая логика: мы имеем дело с какой-то бандой, убивающей палочками для еды. Вывод первый: это китайцы. Вывод второй: это банда.
– Браво, Элистер!
– Подождите. Не всякая банда имеет настолько серьезные проблемы с полицией, чтобы атаковать не только осведомителей, но и самих полицейских. Ну, и что вы, зная местную обстановку, можете на это сказать? Наугад, учитывая, где и на кого вы работаете: это политика? Коминтерн?
– Не похоже, Элистер. Коминтерн – это рабочие кружки и запрещенная литература. Здесь мы знаем о таких штуках разве что из газет. Хотя рабочие – это по большей части именно китайцы и немножко ваших, индийцев. Кружки, пропаганда? Но они конспирируются, а не атакуют полицейских. И у них, думаю, есть револьверы и все прочее. А тут нечто иное.
– Нелегальная иммиграция? Проституция? Контрабанда?
– Иммиграция здесь легальна вся. За последнее десятилетие сюда въехало два с половиной миллиона китайцев, и все легально.
– Да, я знаю, малайцы не любят работать.
– Больше слушайте всякий бред. Малайцы владеют землей, они отлично на ней работают и выращивают все что угодно, от папайи до риса. Зачем им наниматься на оловянные шахты? А потом, здесь, в Пенанге, до Лайта вообще был необитаемый остров, покрытый джунглями. Сингапур до Раффлза – в точности то же. Люди были и остаются нужны, так что только в этом году тысяч двести китайцев в Малайю въехали и едут еще. Итак, это легально. Проституция… Кэмпбелл-стрит платит кому надо «чайные деньги». Контрабанда? Возможно, но вы сами заметили – как Коминтерн, так и контрабандисты убегают от полиции, а не нападают на нее. Так что я понимаю нашу полицию – дело это уникальное.
– Почерк убийц, палочки и прочая экзотика. Вы же видите, куда я клоню, Амалия: эти ваши китайские секретные общества, триады. Вот у них бы хватило наглости…
– Секретные общества запрещены, в 1890-м году. До того тут были войны между секретными обществами, а белые строили поперек Бич-стрит баррикады. Сегодня… конечно, любой житель Малайи скажет вам, что общества никуда не исчезли, они есть и будут всегда. Это не секрет. Но, Элистер – в том-то и дело, и я об этом давно уже думаю – палочками тут не убивали никого и никогда. Ритуальное оружие тайных обществ совсем другое. Ножи. Кинжалы. Ну, у них бывают встречи буквально в джунглях, на расчищенных полянах, в милях от шоссе. Полиция находила там емкости с кровью, куда все макают пальцы со свежим порезом, и приносят в очередной раз клятву. А вот если кто-то клятву нарушит… Когда на таких сходках в джунглях наказывают предателя, то каждый член триады наносит по удару, так что это очень характерные убийства. В Пенанге тоже года два назад раскрыли место таких встреч – позади кладбища Бату Лангчан.
– И обычная полиция это тоже знает?
– Все об этом знают. Триады, однако, никогда еще не нападали на англичан. И еще одно: не вижу смысла вызывать из Калькутты людей, если речь идет о китайских триадах. Тогда уж из Гонконга…
– Так. Но банда есть, и на этом мы согласимся. Что вы так загадочно на меня смотрите – я что-то упустил, Амалия?
– Скорее не поняли мой намек. В какой момент я прекратила вас допрашивать и передала вам слово – заметили? Нет. Хорошо. Вы когда-нибудь были в каменоломне?
– Никогда. Что мне там делать?
– А что там было делать Уайтмену, даже если мы знаем, что заведовал он не архивом? Вот скажите, Элистер, что можно найти в каменоломне?